Дон Хенаро вернулся около полудня. По настоянию дона Хуана мы все втроем сели в машину и отправились к горам, в которых я был накануне. Мы прошли по той же тропе, но не остановились на высоком плато, как сделал я, а двинулись дальше в горы. Мы поднимались все выше и выше, пока наконец не достигли одной из вершин первой, низкой цепи гор. Потом мы начали спускаться в долину.

На вершине высокого холма мы остановились отдохнуть. Дон Хенаро выбрал место для привала, и я автоматически уселся лицом к ним. Дон Хуан сел справа от меня, дон Хенаро - слева. Таким треугольником мы располагались всегда.

После короткого весеннего ливня чаппараль изумительно поблескивал свежей зеленью.

- Хенаро собирается кое-что рассказать тебе, - неожиданно сказал мне дон Хуан. - Он расскажет тебе о том, как впервые встретился со своим союзником. А, Хенаро?

В тоне, которым это было сказано, звучала просьба. Дон Хенаро посмотрел на меня и сложил губы трубочкой. Он завернул язык и принялся открывать и закрывать рот, словно у него были спазмы.

Дон Хуан засмеялся. Я не мог взять в толк, что это означает.

- Что он делает? - спросил я у дона Хуана.

- Он - курица, - ответил тот.

- Курица?

- Смотри на его рот. Это куриная задница, сейчас яйцо вылезет.

Спазматические движения рта дона Хенаро усиливались. Он приоткрывался, словно спазмы расширяли круглое отверстие. В горле у дона Хенаро захрипело и забулькало, он скрестил руки на груди, спрятав под мышками кисти, и довольно беспардонно сплюнул мокроту.

- Черт возьми! Это, оказывается, было не яйцо, - сказал он с озабоченным видом.

Его поза и выражение лица были так комичны, что я не мог удержаться от смеха.

- Теперь, после того, как Хенаро чуть не снес яйцо, он, возможно, расскажет о своем первом свидании с союзником, - настаивал дон Хуан.

- Возможно, расскажет, - равнодушно отозвался дон Хенаро. Я принялся упрашивать его рассказать.

Он встал, потянулся, хрустнув суставами, снова сел и заговорил:

- Когда я впервые заполучил союзника, я был очень молод. Я помню, что была вторая половина дня. С рассвета я работал в поле, и в тот момент возвращался домой. Вдруг из-за куста вышел союзник и преградил мне путь. Он поджидал меня специально для того, чтобы предложить побороться. Я начал было поворачиваться, чтобы уйти, но тут мне пришло в голову, что я достаточно силен и вполне могу завладеть им.

Однако было все равно страшно. По спине пробежали мурашки, шея одеревенела. Кстати, это признак того, что тело готово к борьбе. Я имею в виду шею, которая затвердевает.

Дон Хенаро расстегнул рубашку и показал мне спину. Он напряг мышцы спины и рук. Такой великолепной мускулатуры я никогда не видел. Казалось, что воспоминание о встрече с союзником привело в тонус каждую мышцу торса дона Хенаро.

- В такой ситуации всегда необходимо закрыть рот, - продолжал он.

Потом он спросил у дона Хуана:

- Правда?

- Да, - ответил тот. - Когда хватаешь союзника, встряска бывает такой сильной, что можно откусить себе язык или вышибить зубы. Спина должна быть прямой, стоять нужно прочно, буквально вцепившись ступнями в землю.

Дон Хенаро встал и показал правильную стойку: колени слегка согнуты, руки с немного скрюченными пальцами свободно висят по бокам. Казалось, он полностью расслабился, и в то же время стоял он очень устойчиво. Пробыв в такой позе пару секунд, он мощным прыжком неожиданно бросился вперед, словно к пяткам его были приделаны пружины. Движение его было настолько внезапным, что я опрокинулся на спину. Однако в падении я успел заметить, или даже, скорее, почувствовать, что дон Хенаро вроде бы схватил какого-то человека либо нечто, по форме напоминавшее человеческое тело.

Я поднялся и сел. Тело дона Хенаро все еще сохраняло чудовищное напряжение. Потом он расслабился и опустился на свое место.

- Карлос только что видел твоего союзника, - как бы между прочим отметил дон Хуан, - но упал, потому что все еще слаб.

- Правда, видел? - с наигранным простодушием спросил дон Хенаро и раздул ноздри.

Дон Хуан заверил его, что я действительно "видел" союзника.

Дон Хенаро еще раз прыгнул вперед с такой силой, что я опрокинулся набок. Было совершенно непонятно, каким образом он умудрился совершить свой прыжок из положения сидя.

Они оба рассмеялись. Смех дона Хенаро перешел в вой, неотличимый от завывания койота.

- Ты не думай, что тебе придется прыгать так, как прыгает Хенаро. Ты сможешь схватить союзника и без этого, - предупредил дон Хуан. - Хенаро способен на такие прыжки потому, что ему союзник уже помогает. Тебе же потребуется только прочно стоять на ногах, чтобы выдержать столкновение. Нужно будет принять позу, в которой стоял Хенаро, прежде чем прыгнул первый раз. Если потом понадобится прыгнуть, чтобы схватить союзника, - прыгай как сумеешь.

- Но сперва пусть поцелует крестик, - вставил дон Хенаро.

Дон Хуан с притворной суровостью сообщил, что я не ношу никаких крестиков.

- Тогда блокнот, - не унимался дон Хенаро, - Пусть сделает что-нибудь ритуальное со своим блокнотом. Засунет его в какое-нибудь место… Или нет, пусть блокнотом хорошенько отлупит союзника!

- Черт побери! - изумленно воскликнул дон Хуан. - Я как-то даже об этом не подумал! Наверняка еще никому никогда не приходило в голову повергнуть союзника при помощи блокнота. Да-а, блокнотами союзников еще не били… Карлос будет первопроходцем!

Когда дон Хуан прекратил, наконец, хохотать, а дон Хенаро - завывать, настроение у всех нас было прекрасное.

- А что случилось, когда ты схватил своего союзника, дон Хенаро? - спросил я.

- Меня мощно встряхнуло, - после некоторого колебания ответил он.

Казалось, он пытается привести в порядок мысли.

- Я и представить себе не мог, что такое бывает, - продолжал дон Хенаро. - Это было такое, что-то такое… Я даже не могу выразить - какое. Я схватил союзника. Он начал вращаться и закрутил меня. Но я его не отпускал. Мы неслись сквозь пространство, вращаясь с такой скоростью и силой, что я перестал вообще что-либо видеть. Вдруг я почувствовал, что снова стою на твердой земле. Я осмотрел себя. Союзник меня не убил. Я был цел. Я был самим собой! Я понял, что победил, и что теперь у меня есть собственный союзник! Я запрыгал от радости. Какое это было чувство! Потом я осмотрелся, пытаясь сообразить, где я. Все вокруг было мне незнакомо. Я подумал, что союзник, должно быть, унес меня по воздуху далеко от того места, где я его схватил. Я сориентировался по сторонам горизонта и решил, что дом мой - где-то на востоке. И я пошел на восток. Было еще очень рано, свидание с союзником длилось недолго. В скором времени я вышел на тропу, а немного погодя встретил группу мужчин и женщин. Они шли навстречу. Это были индейцы. Я решил, что они из племени масатеков. Они окружили меня и спросили, куда я иду. Я ответил: "Домой, в Икстлан". Один из них спросил: "Ты что, заблудился?" Я спросил в ответ: "Почему ты так решил?" Кто-то из них объяснил: "Потому что Икстлан - в другой стороне. Мы сами туда идем". Потом все заговорили разом; "Пойдем с нами! У нас есть продукты. Много!"

Дон Хенаро замолчал и посмотрел на меня, как бы ожидая вопроса.

- Ну, и что было дальше? Ты с ними пошел? - спросил я.

- Нет. Не пошел. Потому что они не были настоящими. Я понял это сразу, едва лишь они ко мне подошли. В их голосах, в их дружелюбном отношении и особенно в том, как они звали меня с собой, было что-то, что их выдало. И я убежал. Они звали меня, просили вернуться. Их мольбы преследовали меня неотступно, но я не поддавался и убегал все дальше.

- Кем они были?

- Людьми. Но они не были настоящими.

- Они были подобны призракам, - объяснил дон Хуан. - Подобны фантомам.

- Пройдя еще немного, - продолжал дон Хенаро, - я почувствовал некоторую уверенность в себе. Я знал, что Икстлан находится именно там, куда я иду. А потом увидел еще двоих. Они тоже шли навстречу и тоже были вроде бы индейцами-масатеками. Они вели осла, нагруженного дровами.

Они прошли мимо, пробубнив: "Добрый вечер". Они не обратили на меня никакого внимания и пошли дальше. Не останавливаясь, я ответил: "Добрый вечер". Я замедлил шаг и как бы случайно оглянулся. Они шли, не оборачиваясь. Эти вроде бы были настоящими. Я побежал за ними вдогонку, крича: "Постойте! Погодите!" Они придержали осла и остановились по бокам от него, словно готовились защищать свои дрова от посягательств. Я сказал: "Я заблудился в горах, Вы не могли бы подсказать мне, как пройти в Икстлан?" Они махнули в том направлении, куда шли сами. Один из них сказал: "Ты сейчас очень далеко от Икстлана. Быстрее, чем за четыре-пять дней, не дойдешь". Они повернулись и пошли своей дорогой. Я подумал, что они на самом деле - настоящие индейцы, и попросился к ним в компанию. Мы немного прошли вместе, а потом один из них достал пакет с продуктами и предложил мне немного поесть. Я застыл на месте. В том, как он это сделал, было что-то очень-очень странное. Мое тело испугалось, я отскочил и побежал прочь. Они закричали, что я умру один в горах, если не пойду с ними. Они умоляли меня вернуться. Их мольбы тоже навязчиво преследовали меня, но я бежал со всех ног не оборачиваясь. И я пошел дальше. Я знал, что нахожусь на пути в Икстлан, знал, что иду верно, и что призраки просто стараются сбить меня с пути. Я встретил еще восьмерых. Но эти, должно быть, сразу поняли, что намерение мое несгибаемо. Они просто молча стояли вдоль дороги, смотрели на меня, и глаза их были наполнены мольбой. Некоторые из них даже показывали мне продукты и разные товары, прикидываясь обычными торговцами. Я не остановился. Я даже на них не взглянул. Вечером я пришел в долину, которая показалась мне знакомой. Я решил, что уже, видимо, когда-то в ней бывал. Но если так, то я находился к югу от Икстлана. Я начал искать какие-либо указатели, чтобы сориентироваться, и встретил маленького индейского мальчика. Он пас двух коз. Ему было лет семь, и он был одет в точности так, как я одевался в его возрасте. Он действительно очень напоминал меня самого. Ведь я тоже пас двух отцовских коз. Я некоторое время наблюдал за ним.

Мальчик разговаривал сам с собой, совсем как я в детстве. Потом он заговорил со своими козами. Я понял, что он хорошо пасет коз. Он был аккуратен и осторожен. Он не баловал своих коз, но и не был с ними жесток. Я решил окликнуть мальчика. Когда я заговорил, он вскочил и спрятался от меня за камнями. Он готов был в любой момент броситься наутек, спасая свою жизнь. Он понравился мне. Несмотря на то, что он явно меня испугался, он успел загнать коз за камни, где они не были мне видны. Я долго с ним беседовал. Я рассказал, что заблудился в горах, и что не знаю, как добраться до Икстлана. Я спросил, как называется то место, в котором мы находились. Он ответил, и я обрадовался, потому что это было именно то место, которое я думал. Я понял, что мои блуждания закончились, и подивился силе своего союзника, который в мгновение ока занес меня так далеко. Я поблагодарил мальчика и пошел прочь. Он вышел из-за камней и погнал своих коз по едва заметной тропинке куда-то вниз, в долину. Я еще раз окликнул его, и он не стал убегать. Я пошел к нему. Когда я подошел слишком близко, он отпрыгнул в кусты. Я похвалил его за бдительность и начал расспрашивать. Я спросил: "Куда ведет эта тропинка?" Он ответил: "Вниз". Я спросил: "Где ты живешь?" Он ответил: "Там, внизу". Я спросил: "Там много домов?" Он ответил: "Нет, только один". Я спросил: "А где остальные дома?" Мальчик с безразличием, свойственным ему возрасту, указал пальцем в другую сторону долины. Потом он начал спускаться, гоня коз перед собой. "Подожди, - сказал я ему, - я очень устал и хочу есть. Отведи меня к своим родителям". "У меня нет родителей", - ответил маленький мальчик, и от этого меня передернуло. Не знаю, но что-то в его голосе меня насторожило. Заметив, что я колеблюсь, мальчик остановился и повернулся ко мне: "Дома никого нет. Дядя уехал, тетка работает в поле. А в доме полно еды. Полным-полно". Я почувствовал почти печаль. Мальчик тоже оказался призраком. Тон его голоса и заинтересованность, с которой он меня заманивал, выдали его. Меня окружали одни приз ра ки, и они жаждали до меня добраться. Но я не боялся. И в то же время был все еще не в себе после столкновения с союзником. Я хотел было помешаться на призраках или на союзнике, но мне почему-то не удавалось накрутить себя, как я обычно это делал. Я бросил эту затею. Потом я решил опечалиться, поскольку мальчик мне понравился, но это мне не удалось. И эту затею я тоже бросил. И тут до меня дошло, что у меня есть союзник, и призраки ничего не в силах со мной сделать. И я пошел вслед за мальчиком по тропинке вниз, в долину. Со всех сторон выскакивали другие призраки, пытаясь заманить меня в пропасть, но моя воля была сильнее, чем они. Они, должно быть, это чувствовали, потому что перестали меня дергать. Они просто стояли вдоль моего пути. Я проходил, а они оставались позади стоять так, как стояли. Тех из них, кто все-таки пытались ко мне броситься, я останавливал своей волей. А потом они и вовсе оставили меня в покое.

Дон Хенаро надолго замолчал.

Дон Хуан смотрел на меня.

- А что было потом, дон Хенаро? - спросил я.

- Я продолжил путь, - ответил он.

Казалось, рассказ его окончен, и ему нечего добавить.

Я спросил, говорило ли то, что они предлагали ему пищу, о том, что это - призраки.

Он не ответил. Я допытывался, нет ли у индейцев-масатеков обычая прятать еду или сильно беспокоиться по этому поводу.

Он ответил, что дело не в этом. Тон их голоса, их настойчивость в попытках его заманить и то, как они говорили о еде, выдавало их. Ему помогал союзник, поэтому он смог увидеть, что это - призраки. Он сказал, что самостоятельно никогда не заметил бы этих особенностей.

- Призраки были союзниками, дон Хенаро? - спросил я.

- Нет, они были людьми.

- Людьми? Но ты же сказал, что они были призраками…

- Я сказал, что они более не были настоящими. После встречи с союзником не осталось ничего настоящего.

Мы долго молчали.

- И каким же был конечный результат твоего опыта, дон Хенаро? - спросил я.

- Конечный результат?

- Я хотел сказать: когда и как ты наконец добрался до Икстлана?

Они оба расхохотались.

- То есть для тебя это был бы конечный результат… - произнес дон Хуан. - Пусть так. В таком случае путешествие Хенаро не имело конечного результата. И не имеет до сих пор. И не будет иметь никогда. Потому что Хенаро все еще находится на пути в Икстлан…

Дон Хенаро пронзительно взглянул на меня, а потом отвернулся и стал смотреть на юг.

- Я никогда не дойду до Икстлана, - твердо, но очень-очень тихо, едва слышно проговорил он. - Иногда бывает - я чувствую, что вот-вот, еще немного, еще один шаг - и я дойду. Но этого не будет никогда. На моем пути не попадается даже ни одного знакомого знака или указателя, который был бы мне привычен. Ничто больше не бывает прежним, ничто не остается тем же самым.

Дон Хуан и дон Хенаро переглянулись. Глубокая печаль была в их взглядах.

- И только призрачные путники встречаются мне по пути в Икстлан, - мягко сказал дон Хенаро.

- Все, кого встречает Хенаро по пути в Икстлан - лишь эфемерные существа, - объяснил дон Хуан. - Взять, например, тебя. Ты тоже - лишь призрак. Твои чувства и желания - это преходящие чувства и желания человека. Они эфемерны, и, заставляя тебя суетиться и запутываться во все новых и новых проблемах, исчезают, рассеиваясь как дым. Вот он и говорит, что по пути в Икстлан встречает лишь призрачных путников.

Я вдруг понял, что рассказ дона Хенаро о путешествии в Икстлан - сплошная метафора от начала и до конца.

- То есть твое путешествие в Икстлан - не настоящее? - спросил я.

- Путешествие-то - настоящее! - возразил дон Хенаро. - Путники - не настоящие.

Он кивнул в сторону дона Хуана и выразительно произнес;

- Вот он - настоящий. Только он один. Только когда я с ним, мир становится реальным.

Дон Хуан улыбнулся:

- Хенаро рассказал тебе свою историю, потому что вчера ты остановил мир. Он думает, что ты также и видел. Но ты такой лопух, что этого не заметил. А я говорю ему, что ты очень странный, но все равно рано или поздно научишься видеть по-настоящему. В любом случае, в следующий раз, когда ты увидишь союзника, если такое, конечно, случится, ты должен будешь вступить с ним в борьбу и его покорить. Если ты выстоишь, а я в этом ни минуты не сомневаюсь, так как ты силен и живешь жизнью воина, так вот, если ты выстоишь, ты останешься в живых, но окажешься на совершенно незнакомой земле. И тогда тебе захочется вернуться домой, в Лос-Анжелес. Это естественно. Первая реакция любого из нас в этом случае - поскорее вернуться домой. Но обратной дороги нет, и домой нам не дано вернуться уже никогда. И ты вернешься в Лос-Анжелес. То, что осталось там, позади, - потеряно навсегда. К тому времени ты, несомненно, уже станешь магом. Но это тебе не поможет. В той ситуации для любого из нас имеет значение лишь один-единственный непреложный факт: все, что мы любили и что ненавидели, все, чего желали и за что цеплялись, все это осталось далеко-далеко позади. Но чувства человека не умирают и не меняются. Поэтому маг отправляется в долгий путь домой, зная, что никогда не дойдет и что на земле нет силы, способной возвратить его в те места и к тем людям, которые им любимы. Этого не может сделать даже смерть. Вот о чем Хенаро тебе рассказал.

Объяснение дона Хуана сработало наподобие катализатора. Я соотнес сказку дона Хенаро со своей жизнью, и тут меня проняло.

- А как же те люди, которых я люблю? - спросил я у дона Хуана. - Что будет с ними?

- Они останутся позади.

- Есть ли способ их вернуть? Может, я могу спасти их и взять с собой?

- Нет. Союзник швырнет тебя в неведомые миры. Только тебя одного.

- Но я же могу поехать в Лос-Анжелес! Могу ведь, да? Купить билет на автобус или на самолет и вернуться. Ведь Лос-Анжелес останется там же, где был, верно?

- Безусловно, - засмеялся дон Хуан. - И Мантека, и Темекула, и Туксон.

- И Тэкатэ, - очень серьезно добавил дон Хенаро.

- И Пьедрас Нэграс, и Транкитас, - с улыбкой сказал дон Хуан.

Дон Хенаро добавил еще несколько названий, дон Хуан - еще, и так они все перечисляли и перечисляли замысловатые и смешные названия городов и поселков.

- Когда союзник закружит тебя, изменится твое восприятие мира, - сказал дон Хуан. - А восприятие - это все. Изменится оно - изменится сам мир.

Он напомнил мне стихотворение Хуана Рамона Хименеса, которое я когда-то ему читал, и попросил прочесть его еще раз. Он имел в виду "Решающее путешествие". Я прочел:

…И я уйду. А птица будет петь,

Как пела,

И будет сад, и дерево в саду,

И мой колодец белый.

На склоне дня, прозрачен и спокоен,

Замрет закат, и вспомнят про меня

Колокола окрестных колоколен.

С годами будет улица иной;

Кого любил я, тех уже не станет,

И в сад мой за беленою стеной,

Тоскуя, только тень моя заглянет.

И я уйду; один - без никого,

Без вечеров, без утренней капели

И белого колодца моего…

А птицы будут петь и петь, как пели.

- Это - то ощущение, о котором говорил Хенаро, - сказал дон Хуан. - Только страстный человек может быть магом. А у страстного человека всегда есть земные чувства и то, что ему дорого; и если нет ничего другого, то хотя бы путь, по которому он идет. Рассказ Хенаро - о том, что все любимое им осталось в Икстлане. Дом, люди, все, о чем он заботился. И теперь он скитается в своих чувствах. Иногда, как он говорит, ему почти удается добраться до Икстлана. И это - общее для всех нас. У Хенаро - Икстлан, у тебя - Лос-Анжелес, у меня…

Мне не хотелось, чтобы дон Хуан рассказывал о себе. Он замолчал, словно читая мои мысли.

Хенаро вздохнул и перефразировал первые строки стихотворения:

…И я ушел. А птица все поет,

Как пела,

И сад стоит, и дерево в саду…

На мгновение страдание охватило меня, и на всех нас снизошло чувство невыразимого одиночества. Я смотрел на дона Хенаро и знал, что у него, как у человека страстной натуры, должно было быть так много сердечных связей, привязанностей, так много того, что он оставил позади. Я ясно ощущал, что сила его воспоминаний вот-вот вырвется из-под контроля, и что он с трудом сдерживает рыдания.

Я поспешно отвел глаза. Страстность дона Хенаро, абсолютность его одиночества довели меня до слез.

Я взглянул на дона Хуана. Он пристально смотрел на меня.

- Только воин способен выстоять на пути знания, - сказал он. - Ибо искусство воина состоит в нахождении и сохранении гармонии и равновесия между всем ужасом человеческого бытия и сказочным чудом того, что мы зовем "быть человеком".

Я внимательно посмотрел на них; сначала - на одного, потом - на второго. Их глаза светились ясностью и умиротворением. Они вызвали волну всепоглощающей ностальгии, но когда, казалось, от того, чтобы расплакаться, их отделяло какое-то мгновение, они остановили эту волну. На мгновение мне показалось, что я вижу. Я видел одиночество человека. Оно было гигантской волной, замершей передо мной, словно натолкнувшись на невидимую стену фразы дона Хуана.

Печаль моя была настолько безгранично всеобъемлющей, что меня охватило какое-то эйфорическое возбуждение. Я обнял их.

Дон Хенаро улыбнулся и встал. Дон Хуан тоже встал и мягко положил руку мне на плечо.

- Ты остаешься здесь, - сказал он. - А мы уйдем. Поступай как знаешь. Союзник ждет тебя на краю вон той равнины.

И он указал на темную долину, простиравшуюся вдалеке.

- Но если ты почувствуешь, что твое время еще не пришло, - не ходи к нему, - продолжал он. - Ни к чему торопить события, это ничего не даст. Чтобы выжить, нужна кристальная чистота и абсолютная уверенность в себе.

И дон Хуан, не оглядываясь, пошел прочь. Дон Хенаро пару раз обернулся и, подмигивая, кивнул мне: иди. Я смотрел, как они исчезают вдали, а потом пошел к машине, сел в нее и уехал. Ибо знал, что время для меня еще не настало.